надо бы не сидеть, а сходить, попытаться устроиться на работу, и чтоб было общежитие. Возможно, на водоканале место по-прежнему свободно. Понимал, но на него нашла какая-то апатия, словно, уйдя из дому, он сбросил с плеч все обязательства, заботы, перешел в другое «измерение».
Вторую ночь уже спал, не обращая внимания на шум и крики. Ночью, меняя положение онемевших ног, подумал, что не мешало бы вернуться, но представил, как Варвара будет смеяться над ним, подкалывать, вот если бы он не позвонил, не сказал, что больше не придет. Но не только это удерживало Юткина на вокзале – вернувшись, он снова окунулся бы в те заботы, от которых убежал…
Утром обошел весь автовокзал, но нигде не нашел даже корочки хлеба. Бывало, пассажиры перекусывали, ожидая автобус, но рядом уже сидели такие же, как Юткин, и, если пассажиры оставляли недопитую бутылку с водой или собирались выбросить остатки еды, все это тут же забиралось. Юткин вышел из автовокзала и двинулся к ближайшим домам, было раннее утро, только начало светать, и не так было стыдно заглянуть в мусорные ящики, посмотреть, нет ли там чего съестного.
Он подошел к мусорным ящикам в одно и то же время с женщиной, она, чуть опередив его, заглянула в крайний ящик. Юткин тут же замедлил шаг, остановился, потоптался и отправился прочь.
– Вы зря уходите, – раздалось ему вслед, – вы мне совсем не мешаете.
Юткин оглянулся, женщина показала ему буханку хлеба:
– Смотрите, кто-то выкинул целую буханку, если хотите, я вам ее отдам.
Юткин был в нерешительности, но ему так хотелось есть, и ноги сами понесли его к ящикам. Женщина внимательно глянула на него:
– Если не ошибаюсь, вы ведь только что ушли из мира. Где же вы обосновались? Где ночуете?
У нее был такой доверительный, такой сердечный голос, что Юткин честно ответил:
– Нигде. Пока ночую на вокзале.
– Так нельзя, долго вы не продержитесь. И, наверное, давно не ели? Ведь так?…
Юткин наконец-то осмелился поднять на нее глаза, облезлая кроличья шапка и старая шаль скрывали лицо, виднелись лишь добрые, внимательные глаза.
– Подержите, – женщина подала ему сумку, – сейчас я проверю остальные ящики, и мы пойдем ко мне. Я приглашаю вас в гости. Напою чаем, заодно вы узнаете, как можно приспособиться жить в городе в такой страшный мороз.
Идти было недалеко, «ко мне» – означало техэтаж соседнего дома. В техэтаже было тепло, продрогший Юткин отметил это в первую очередь, а уж потом разглядел, что техэтаж разделен занавесками, фанерой, картоном на небольшие клетушки, в одной работал телевизор. А наполнен был техэтаж запахом мусорных ящиков, грязного белья, водочного перегара и табачного дыма.
Новенького сразу заметили:
– О, Мальвина какого красавца подцепила!
– День только начался, а она уже с добычей.
– Ты посмотри, какой чистенький, неужели у жены отбила?
Клетушка Мальвины находилась в самом углу, она была отгорожена картоном от ящиков. Кровать с панцирной сеткой, застеленная грязно-зеленым байковым одеялом. Два ящика, поставленные один на другой и прикрытые сверху выцветшей клеенкой, изображали стол и полки одновременно.
– Раздевайтесь, – Мальвина размотала шаль, сняла шапку, скинула неопределенного цвета пальто, и перед Юткиным предстала не старуха, как он думал, а женщина примерно его лет, а может, и моложе. У нее были добрые глаза, короткая стрижка, увядшее лицо, в котором проглядывала бывшая красота.
– Раздевайтесь, – повторила Мальвина. – Вот вешайте полушубок на гвоздь, я знаю, как тяжело находиться несколько дней в одежде. Садитесь, сейчас чай подогрею, – она вытащила из-под кровати удлинитель, включила электрочайник. – Холодные макароны будете, с ужина остались? Есть у нас хлеб, сахар…
Подкрепившись макаронами, хлебом и сладким чаем, который показался Юткину самым вкусным чаем, когда-либо выпитым им, разморенный теплом, он испытывал одно желание – спать-спать-спать, глаза его слипались, и не было сил их открыть.
– Может, поспите? – откуда-то издалека раздался приглушенный голос Мальвины. Юткин согласно кивнул, или ему показалось, что он кивнул, голова его еще не успела коснуться подушки, как он уже спал…
Проснулся от того, что его трясли за плечо. Юткин открыл глаза, увидел склоненное над ним лицо Мальвины и все вспомнил. Быстро сел и виновато спросил:
– Который час?
– Десять вечера. Четырнадцать часов спали.
– Десять вечера? – сказал Юткин, вопросительно глядя на Мальвину, та утвердительно кивнула.
Страшно хотелось по-маленькому, и Юткин потянулся за полушубком, Мальвина, угадав, шепнула ему на ухо, где это можно сделать.
Когда возвращался, его остановил высокий мужчина с большой окладистой бородой и грозно вопросил:
– Кто такой?
– А вы?
– Я? Я король подземных переходов. А вот кто ты?
– Его Мальвина привела, – ответила за Юткина сухонькая старушка.
– Мальвина? – удивился король подземных переходов. – Не может быть. Мальвина!..
– Что? – выглянула Мальвина из клетушки.
– Твой? – ткнул бородач в грудь Юткину.
– Мой.
– Ясно. Свободна. Ну а как тебя зовут?
– Николай.
– Николай? – бородач поднял глаза к потолку. – Не пойдет. Не знаем такого. Тебя зовут Пьеро. Слышали? У Мальвины появился Пьеро.
– А вы, значит, Карабас? – Юткин не знал, обижаться ему или нет, не знал и того, стоит ли молчать или все же надо как-то показать свою независимость. То есть не хотелось обижать хозяев, но не хотелось и унижать себя.
– Ты посмотри, какой разговорчивый. Карабас… – бородач погладил бороду. – Ловко подметил. Ну, а кто я такой на самом деле, тебе Мальвина скажет. Иди, свободен.
Юткин шел и невольно видел, что делается в клетушках. В одной читали, в другой играли в карты, в третьей клетушке старик, закрыв глаза, мусолил кусок хлеба. Все они выглядели спокойными, они были дома, и Юткину совсем не хотелось отсюда уходить, но уходить надо было, пришел попить чаю, а остался на целый день.
Юткин мог бы, конечно, уйти прямо сейчас, не заходя к Мальвине, но уговаривал себя, что так делать нельзя, нельзя уйти, не попрощавшись, на самом деле он надеялся, что Мальвина не выгонит его на ночь глядя, предложит остаться до утра.
Так оно и произошло. Когда Юткин начал мямлить, что, наверно, стесняет ее и, пожалуй, ему пора уходить, Мальвина сказала:
– Куда вы пойдете? На улице темень, холодина. Оставайтесь, если хотите.
– Ну если на одну ночь. Действительно поздно, – пробормотал Юткин с облегчением, зная, что теперь не уйдет отсюда ни утром, ни днем, и будет здесь, пока не выгонят.
Недалеко ругались пьяные, кажется, назревала драка, да и пахло не совсем приятно, а на душе у Юткина было спокойно, он никому не был обязан, от него никто ничего не требовал, никто ничего не ждал, он был свободен.
Спать легли вместе.
